Альбрехт Дюрер. Св. Иероним

Один из артефактов человеческой культуры, которые я допустила к своему сердцу. Эти заботливо размещенные принадлежности для письма – карандаши, метелочки, пузырьки с чернилами, и в то же самое время небрежно, между более важных дел, оставленная под окном, обувь. И самое главное – подушечки на сиденьях вокруг рабочего стола. Для друзей. Для тех людей, среди которых приятно находится, хотя и совершенно несомненно, что покой обретаешь не где-нибудь, а в углу с книгою (посмотрите во вступлении к Имени розы). Но ведь, как сказано в другой книге – «…к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит».

Вот находка

Вот находка. Скажете – это маскА, всего-то ребенок в маске. А я скажу – ни фига! Это слишком скушно и просто.
Ходила мимо несколко дней. Все же есть нечто, мешающее взять и сфоткать. Какой-то комплекс глупый.

Понятный страх. Ощутимый страх. И неприязнь.

Понятный страх. Ощутимый страх. И неприязнь. Единственный казус – мужчина повторяет женские слова. Знает ли он как Иначе? Знает (отыщите это место в переписке его с этой женщиной и прочтите – чуть выше). Но это не снимает какого-то неприятного ощущения, вроде недоумения – как же Так видеть, да ещё и говорить об этом?

Но вот между этим дневным миром и тем «получасом в постели», о котором ты однажды презрительно написала как о «мужской заботе», для зияет пропасть, преодолеть которую я не могу, а может быть, и не хочу. Там дело сугубо ночное….

(Франц Кафка, Письма к Милене – ударение в имени на первый слог?)