Пришвин
М. Дневники
От
жары везде белые бабочки, их так много, и так думаешь о белых курицах, как бы
не оклевали ягоды, что на белое то и знай голову повёртываешь: думаешь —
курица, а это бабочка белая. В брачном полёте они поднимаются даже и выше леса,
по две, а то и по нескольку штук, свиваясь клубочком всё выше и выше.
Весна
на крыше. Какая большая жизнь котам на крыше. Драки. Голуби. Воробьи. Железный
крючок а крючке воробей. И весь день кот по гребешку крыши, как тигр на хребте:
всё видит. А за трубой стережет враг. Сцепились, покатились.
Когда
снег тихо опускается, самому хочется
быть ещё тише, и чем больше он теснится, падая, тем самому хочется быть всё
тише-тише, пока, наконец, начинаешь слышать, как, теснясь, снежинки
шепчутсямежду собой: «Полегче, полегче!» Когда начинаешь это слышать, то,
значит, тише не может быть в лесу.
Всю
красоту, можно понять, если одним глазом
смотреть на неё, а другим на кота. Наверное, если бы одниптички жили, так и не
замечал бы: птички и птички. А то
откроешь форточку, а вместо кота влетает сничка: и как же она бывает прекрасна, когда влетает вместо
кота. Так, наверное, и демона
возвеличили у нас на земле, чтобы почувстсвать добро и красоту небесную.
При
восходе солнца иней садится. Обратить внимание, что коротенькие упругие,
похожие на шерстинки между подушками собачьей лапки столбики инея
садятся на ветках, оставляя голой сторону, обращённую к солнцу.
Жалька
видела, как я надел шубу и скрылся за дверью: я уходил к парикмахеру. Спустя
какое-то время Жальку повели на прогулку, и я вернулся домой без неё, она же,
когда вернулась, сразу же кинулась к моей шубе. Долго, внимательно она
обнюхивала мою шубу и наконец, всё сложив в голове, поняла: я пришёл! Тогда-то,
как освобождённая, - ей, конечно, понять — значило освободиться, -
освобождённая, она бросилась меня искать и сразу же нашла в кабинете. Я-то
думал, чего это она такая взволнованная, обрадованная, чего она морщит нос,
изображая улыбку, чего прыгает... А это она всё радовалась на то, что я пришёл
и что она об этом догадалась сама. (К существам природы, живущим от света
человека.)
Смотрел
и всматривался в стадо молодых гусей, дивился, что ничем не заняты, а потом:
как же ничем? Они растут и ждут. И запомнил себе: пусть мои мысли тож сами
растут, и я буду ждать.
Кащеева
цепь.
-
Так делают все мужчины и
забываются в каком-нибудь деле, но я не могу себя забыть: женщина живёт только
в мелочах, и в этом не может забыться: идеал не достижим.
-
Август Бебель, например, он бы
наверное не стал кланяться и кричать императору «hoch”.
-
Бебель — вождь, ему ведь это
можно и нужно, я же человек обыкновенный, нечего скрывать, вы сами видели, у
нас в народе любят императора, все кланяются, все кричат, зачем же я буду
отставать от всех? Разве этим возмешь?
Такое
тяжкое состояние духа в Германии называется катценяммером и у рабочих людей
бывает в понедельник, и день этот уних называется синим. Страдают от
катценямера, конечно, все, но больше, конечно, те, у кого больше зарождается
при этом вопросов: всякая надежда во время катценямера, зарождаясь, тут же и погибает в роковом конце, всякое желание,
всякая мысль, быстро повертываясь, сопровождается чувством греха и смерти.
Квох!
Квох! Квох! - закудахтала в кусту хозяйственная тетеревиная курочка. Поющие
рыцари прекратили свою серенаду. Довольно, она их услыхала, она тут вблизи,
довольно: они готовы теперь отдатьсвою жизнь за неё. В последний раз они
совершили свои заклинания тьмы на Чу, на Фы, на Ши и, подпрыгнув, бросились в
бой за свою Прекрасную Даму. Квох-квох! - умоляет их курочка. Никто её больше
не слушает. Она выходит из кустов на самое токовище, потеряла всякий стыд и
каждого зазывает себе в кусты. Но все от неё отвертываются: ведь она только
серая курица, А они бьются за Прекрасную Даму. <...> Неподалеку от тока cидит в кусту один
Черныш, он не может творить заклинания тьмы на три стороны, крикнет Чу — и как
подавился. У него в суставе крыла есть слабая точка, и драться ему невозможно
за Прекрасную Даму. А серая курочка вон
сама просится, вон сама бежит к его кусту. Смешно и глупо драться за Прекрасную
Даму. Он просто берет себе курочку и с ней убегает дальше в глухие кусты.
