Иероним (потирая переносицу): Может быть,
он знает что – они, и – для чего.
Хатхори (всё ещё не отошед после истории с
ядом): Ему откуда знать?
[Кончики пальцев Петепра странствуют
вокруг его ладони, едва не касаясь её – поэтому он не сразу врубается – и
отвечает так, как бумажное письмо, запоздало отправившееся в ответ. Она, богиня,
говорила ему – уже давно, когда-то: «Всё сор на поверхности вод, и нет вод
глубже и чище, и воды эти – любовь, и остаёшься ты с нею, а не…» – он не
слушает, но не заткнуть же уши? – «вот что сказала бы тебе я, кабы мы
повстречались в надлежащее время…» – он, закусив губу, думает: остаёшься, в
лучшем случае, с нарушенным узором на обоях. Всё же он услыхал её тогда, когда
она говорила с ним, шныряя глазами тут и там, повсюду, прощупывая, как вор в
поисках тайника, их дом. Непроизвольно в мыслях своих возвращается в мыслях
своих к свету лампы, загороженному экраном, и к бормотанию снастей за пределами
этого света, – он вернулся бы только туда, – в краткие и безвозвратно ушедшие часы,
только туда. Это не любовь, это дождь и свет лампы, но тот покой пришёл к нему
через него, пускай он сор, и потому он его добился, потому, его пальцы
описывают круги вокруг его пальцев и, возможно, он прикоснётся к его руке. Слова
льва о ней, – потом, когда лев вернулся с того света, тогда, неподалёку от
постоялого двора в лесах, льва с ними не было – не покажутся ему убедительными,
она занимала разговорами и изводила его, она хотела иного и искала иного, а не
его вожделения, – он оставался холоден к ней, он её боялся и боялся не напрасно,
– она не была добра к нему, но если бы он был её целью, она извела бы его,
точно.]
