И тога св. Иероним...

 

Однажды я понимаю, что ему знакомо имя, обозначенное на моем бейдже, знаю так же и то, что он не верит в то, что я – он, но мы уже разговариваем. Беседы с ним оказались не менее содержательными, чем с аборигенным населением этой местности, а ведь те не были вполне людьми, они требовали всего моего внимания. Мы говорим стене льда на севере – оказывается, он предпринял поход к ней, неверно оценил расстояние – она колоссальна и легко обманывает ожидания в том, что касается габаритов и расстояний. «Я видел эту землю, когда лед только отступил, освежеванную землю», я говорю и смотрю на руки мальчишки – тот на тёрочке, – что в общем-то против традиции, потому что умножает число принадлежностей для письма против заповеданного, – натирает тушечный камень. Белые тонкие пальцы, ни единого пятнышка, рукава рубахи высоко подвёрнуты, предосторожность излишняя – когда он заливает стружку и порошок водою, он ни капли не разбрызгивает и плечи его расслаблены, эти точные скупые движения за которыми могут стоять годы тренировок, либо врождённая аккуратность, доставшаяся ему так же незаслуженно и произвольно, как волосы, тонкие и вьющиеся, пепельные – когда он рассеяно накручивает на мизинец выбившуюся из хвоста прядку на шее кзади и справа, я чувствую, что он не ставит целью и привлечь моё внимание… он лишает меня удовольствия поставить его на место – служка, блядь. «Охлаждение позволило справиться с излишками вод после… наводнения», я шутил, однако он принял это серьезно, как и меня… думаю, ему удалась бы конъектура моей истории, истории… той истории, которая моя и моего мира, который остался разом и в далёком-далеке и глубоко в прошлом.  «…Это одна из версий», тороплюсь я, чтобы не дать ему повода для иных расспросов. В другой день я узнаю, что старик и его свита побывали вблизи ледника – чумы аборигенов всё множатся в округе, а аборигены вездесущи и от них многое можно узнать… если не давить на них. Значит, он… они встретились с той тишиною, которая наступает перед самой катастрофою, когда небо очистилось от птиц, а воды от рыб и всё, что не скрылось – замерло, все замерли, зажав рты и зажмурив глаза, и – ни слова, они стояли там, словно в дверях, которые ведут в камеру без выхода, подняв головы к нечистой белизне, в которой можно было разглядеть что-то… от чего отводишь глаза, но не можешь не смотреть.

Дабы

Не увязнуть целиком,

Летающее по снегу бьёт крылами –

Чтобы и когтя не жертвовать ему,

Как топи,

Отсюда –

следы как бы распяленных ладоней по обе стороны

от вглубь нарытых траншеек,

которые оставил бы какой-нибудь

пролаза-зверёк,

но это –

создание,

которому там – плен,

здесь – предназначенное – он,

опереться на воздух ищет

Дэн Абнетт - Забытая Империя | Ересь Хоруса # 22 | Warhammer40000 | Alek...

アニメ『夜は猫といっしょ』第31夜「教えてない言葉しかしゃべらない」

 

Он написал ему, потом, на корабле, – всё на что он способен, – лучшее на что он способен  – взять перо и составить послание: кроме иеронимовой рукописи и заметок, они собрали в дорогу и забрали с собою из дому принадлежности для письма и запас бумаги. Так было необходимо, – Иероним не хотел признавать то, что он, – беглец, и принимать все тяготы и унижения этого статуса – он противопоставил нежелательной тенденции организованные сборы и минимизировал потери, а они ему помогли, его команда, его «люди». Разложив на столе свои рукописи и наброски договора для того, чтобы скреплять сговоры на перевозку грузов, – не его идея, и не капитана, – и письмо, Иероним смотрит перед собой и стило в его руке замерло.