Что чаще всего приводит к ссорам в нашем мире? Всё обстоит очень просто: встречаются люди с разным складом ума и им недостаёт времени понять друг друга — для того, чтобы предупредить обоюдные неожиданные и обидные выходки. Спустя три дня после знакомства с Хэйдоном я уже настолько хорошо изучил его, что не удивился бы выпаду вроде того, которым он тебя обидел. А изучив, не видел бы причины для разрыва с ним, хотя тебя вероятно обуревает такое желание.
Нам ненавистна поэзия, которая действует на нас откровенным принуждением — а в случае нашего несогласия словно бы засовывает руки в карманы штанов. Поэзия должна быть великой и ненавязчивой и поникать в душу, трогая и изумляя её не собой, а своим предметом. Как прекрасны притаившиеся цветы! И как померкла бы их красота, если бы они столпились на столбовой дороге, выкрикивая: «Восхищайтесь мной — я фиалка! Обожайте меня — я первоцвет!».
<СТРОКИ ИЗ ПИСЬМА>г
Здесь незаметно бегут вечера.
Налево гора,
Направо гора,
Река и речной песок.
Можно сесть
И со сливками съесть
Теплого хлеба кусок.
*
Один ручей
И другой ручей
Вращают колеса храбро.
В ручье лосось,
Чем пришлось,
Раскармливает жабры.
*
Здесь дикий бор
И великий простор
Для охоты, пастьбы и порубки;
И у всех дорог
Золотистый дрок
Цепляется за юбки.
*
Бор высок,
В бору голосок
Нежно зовет кого-то;
А в поздний час
Веселье и пляс
На ровном лужке у болота.
*
Куда ни взгляни,
Кусты да плетни,
Дроздам недурная квартира.
Осиный дом —
В обрыве крутом,
Чтоб не было слишком сыро.
*
Ах и ах!
Маргаритки во рвах!
Примул раскрылись кубки!
Тронешь бутон,
И навстречу он
Протягивает губки.
*
Я даром отдам
Всех лондонских дам
И критиков-сморчков,
Чтобы здесь на лугу
Валяться в стогу
И вспугивать пестрых сверчков.
26 ИЮЛЯ.
Итак, мы совершили ужаснейший переход через остров Малл, а потом переправились на остров Иона или Айколмкилл; взяли по дешевке лодку до Стаффы и высадились в верхней части Лох-Накгала (Лох-на-Кил), откуда нам остаётся только вновь пройти половину расстояния до Обана, и по неплохой дороге. Все это легко осуществить благодаря редкому везению с погодой: небо прояснилось как раз, когда мы увидели Стаффу, куда можно попасть только если море сравнительно спокойно. Но сначала опишу Айколмкилл. Не знаю, известно ли тебе что-либо об этом острове, я раньше ничего о нем не слышал, пока там не оказался. Остров изобилует интереснейшими древностями. Кто мог ожидать, что обнаружит на столь отдаленном острове развалины дивного кафедрального собора, женских и мужских монастырей? Начало им было положено в шестом столетии под надзором будущего святого епископа, который прибыл из Ирландии и выбрал это место из-за его красоты: в те времена нынешнее голое пространство покрывали могучие леса. Колумба по-гэльски — Колм, что означает «голубь», «килл» — «Церковь», «аи» — «остров», поэтому Айколмкилл переводится как «Остров церкви святого Колумбы». Теперь этот святой Колумба, известный также далеко к югу, заменил Доминика для варварских христиан севера, однако особенно его почитали шотландцы, пикты, норвежцы, ирландцы. На протяжении долгого, по-видимому, времени остров считался самым священным местом на севере и древние короли вышеназванных народов выбирали его для своего упокоения. Нам показали уголок кладбища, где, говорят, похоронено 48 шотландских королей — от Фергуса II до Макбета, 8 ирландских, 4 норвежских и один французский; лежат они плотными рядами. Затем нам показали прочие достопримечательности позднейших веков, хотя тоже из глубокой древности: множество надгробий вождей горной Шотландии; почерневшие и заросшие мхом, они изображены в полном вооружении со вскинутыми вверх лицами. Аббаты и епископы на острове всегда принадлежали к одному из главных кланов. Здесь целая уйма Маклинов и Макдоннелов, среди последних — знаменитый Макдонелл, Властитель Островов. На острове было 300 крестов, но пресвитериане разрушили все, кроме двух; один из оставшихся очень красив и сплошь покрыт жёстким лохматым мхом.
ФАННИ КИТС
26 октября 1818 г. Хэмпстед
Дорогая Фанни,
В начале прошлой недели посетил мистера Эбби: узнав о том, что ты кроме Уэлл-Уок, побывала где-то еще, он явно настроился против твоего нового визита. Не хочу говорить, что ты поступила неправильно, рассказав об этом: возражений, собственно, тут никаких быть не должно, но ты ведь понимаешь, с какими людьми нам с детских лет приходится быть связанными; своим поведением они вынуждают держаться по отношению к ним двулично и лживо. Даже с худшими из людей не следует кривить душой, но при сложившихся обстоятельствах лучше проявить осмотрительность в общении с теми, кто способен отнять у тебя те немногие радости жизни, которые тебе доступны. Не призываю к двуличию в общении с такими людьми — а всего лишь к благоразумию. Возможно, я выражаюсь слишком заумно для твоего восприятия: если смысл моих слов тебе сейчас непонятен, он дойдет до тебя позже, спустя годы.
<...>
Твой любящий брат
Джон.
Есть еще кое-что важное, о чем никак не могу умолчать, хотя и должен соблюдать паузы. У миссис Дилк две кошки — мама и дочка: так вот, мама полосатая, а дочка черно-белая, как перемазавшийся ребенок. Для меня туг некое предзнаменование, поскольку двери обоих домов частенько распахнуты настежь и обеим кошкам открыт свободный проход (никаких загородок): они могут поодиночке или вместе являться ко мне в комнату ad libitum (по собственному усмотрению) Но нет: посещает меня только полосатая — из симпатии то ли ко мне, то ли к служанке Энн, точно не скажу. Или же Браун оставил после себя разлитый в воздухе дух Девичества — не знаю. Сама же эта кошка — отнюдь не старая дева: ее дочь — тому доказательство. Я ее расспросил — изучил линии на ее лапе — пощупал пульс — все без толку. Почему меня навещает старшая кошка? Задаю этот вопрос себе — и никак не нахожу ответа. Возможно, в один прекрасный день истина всплывет наружу, если такое случится — вы непременно об этом услышите.
Дна букета приличных
И три сорных травки,
Два-три носа античных
И две-три бородавки.
Два-три знатока
И два-три дуралея.
Два-три кошелька
И одна гинея.
Два-три раза чуть-чуть
В две-три стукнуть калитки,
Две минуты вздремнуть
Две-три попытки.
Два-три рыжих кота
И два серых мышонка,
Два щенка без хвоста
И два-три котенка.
Две селедки соленых,
Две-три звездочки в небе,
Два-три франта влюбленных
И две миссис — тсс! — Э<бби>.
Две-три милых усмешки,
Два-три вздоха примерно,
Две-три мили в спешке
И две-три таверны.
Два гвоздя, очень длинных.
Для двух шляпок изящнейших.
Два яйца голубиных —
Для сонетов приятнейших.
Пятница, 19-е.
Вчера подбил себе глаз — стоило только в первый раз взяться за биту. Браун — неизменно мерный помощник во всяком несчастье — приложил к иску пиявку, и сегодня утром воспаления нет, хотя мяч угодил мне прямо в яблоко. Хорошо еще, что удар оказался не таким сильным. Это второй синяк под глазом, который я заработал после окончания школы: в школьные годы глаз мне пи разу не подбивали. За всю жизнь много чего нахлебаешься. Этим утром я настроен на безделье и знать не желаю никаких забот. <...> Мои страсти погружены в сон, оттого что я продремал примерно до одиннадцати, и жизненная сила во мне ослабла вплоть до восхитительного состояния — в трех делениях от обморока; будь у меня зубы из жемчуга и лилейное дыхание, я назвал бы это истомой, но поскольку я — это я, то должен назвать это леностью. При такой изнеженности клетки мозга расслаблены заодно со всем телом — и до такой блаженной степени, что удовольствие ничуть не манит к себе, а страдание не столь устрашает. И Поэзия, и Честолюбие, и Любовь, проходя мимо меня, бестревожны: они напоминают, скорее, фигуры на греческой пазе — мужскую и дне женские, и облик их неразличим пи для кого, кроме меня. Это единственное счастье — и редкий пример того, как телесное берет верх над духом.
Местность, где я сейчас нахожусь и где уже бывал однажды, очень красивая: только всё портит скверная погода. Из нашего окна над крышами домов и верхушками холмов открывается вид на море, так что когда мимо каминных труб проплывают корабли, их можно принять за флюгера. У нас есть горы и долы, поля и леса — и множество омаров.
<...> живая речь имеет преимущество над письмом: на бумаге нельзя передать подмигивание, кивок или усмешку, изобразить поджатые губы пли растянуть рот до ушей. В письме нельзя приложить палец к носу, «ткнуть под ребра» [[yer`k: чтобы нанести удар; бросить или пнуть или ударить неожиданно; рвануть; чтобы нанести удар или наброситься с кнутом; внезапное или быстрый удар или движение; рывок]] или ухватиться за пуговицу. Впрочем, во всех наиболее развеселых строках моего письма вы должны с легкостью представить меня, как говорят эпические поэты, то там, то сям, то так, то эдак — то с задранной к потолку или левой, или правой ногой, то с пером за ухом, то с укушенным локтем. <...> А разве словечко «тсс» не заменяет приложенного к носу пальца? Думаю, что заменяет. Мне необходимо прибегнуть к словечку «тсс» <...>
<...> мы судим о людях по внешности — отчего бы не судить о письмах по их виду? Если так, то неприятных новостей письмо не содержит: хорошее или дурное настроение влияет на почерк. Этот адрес, во всяком случае, полон энергии и здоровья. Наша сестра тоже вполне благополучна, иначе Джордж не справился бы с буквами «к» и «у». Малышка здорова, иначе Джордж вместо гласных и согласных нацарапал бы сплошные каракули. Он отослал письмо в спешке — или в почтовом мешке было слишком тепло — или же у него стёрлась печатка, но голова Шекспира слегка приплюснута.
Подумав, что вам понадобится крысолов, я поместил старую квакерского цвета кошку вашей матушки на твою шляпу сверху: у неё ожидаются котята, так что готовьтесь обнаружить целое семейство; надеюсь оно не окажется слишком многочисленным для своего обиталища.
Нам ненавистна поэзия, которая действует на нас откровенным принуждением — а в случае нашего несогласия словно бы засовывает руки в карманы штанов. Поэзия должна быть великой и ненавязчивой и поникать в душу, трогая и изумляя её не собой, а своим предметом. Как прекрасны притаившиеся цветы! И как померкла бы их красота, если бы они столпились на столбовой дороге, выкрикивая: «Восхищайтесь мной — я фиалка! Обожайте меня — я первоцвет!».
<СТРОКИ ИЗ ПИСЬМА>г
Здесь незаметно бегут вечера.
Налево гора,
Направо гора,
Река и речной песок.
Можно сесть
И со сливками съесть
Теплого хлеба кусок.
*
Один ручей
И другой ручей
Вращают колеса храбро.
В ручье лосось,
Чем пришлось,
Раскармливает жабры.
*
Здесь дикий бор
И великий простор
Для охоты, пастьбы и порубки;
И у всех дорог
Золотистый дрок
Цепляется за юбки.
*
Бор высок,
В бору голосок
Нежно зовет кого-то;
А в поздний час
Веселье и пляс
На ровном лужке у болота.
*
Куда ни взгляни,
Кусты да плетни,
Дроздам недурная квартира.
Осиный дом —
В обрыве крутом,
Чтоб не было слишком сыро.
*
Ах и ах!
Маргаритки во рвах!
Примул раскрылись кубки!
Тронешь бутон,
И навстречу он
Протягивает губки.
*
Я даром отдам
Всех лондонских дам
И критиков-сморчков,
Чтобы здесь на лугу
Валяться в стогу
И вспугивать пестрых сверчков.
26 ИЮЛЯ.
Итак, мы совершили ужаснейший переход через остров Малл, а потом переправились на остров Иона или Айколмкилл; взяли по дешевке лодку до Стаффы и высадились в верхней части Лох-Накгала (Лох-на-Кил), откуда нам остаётся только вновь пройти половину расстояния до Обана, и по неплохой дороге. Все это легко осуществить благодаря редкому везению с погодой: небо прояснилось как раз, когда мы увидели Стаффу, куда можно попасть только если море сравнительно спокойно. Но сначала опишу Айколмкилл. Не знаю, известно ли тебе что-либо об этом острове, я раньше ничего о нем не слышал, пока там не оказался. Остров изобилует интереснейшими древностями. Кто мог ожидать, что обнаружит на столь отдаленном острове развалины дивного кафедрального собора, женских и мужских монастырей? Начало им было положено в шестом столетии под надзором будущего святого епископа, который прибыл из Ирландии и выбрал это место из-за его красоты: в те времена нынешнее голое пространство покрывали могучие леса. Колумба по-гэльски — Колм, что означает «голубь», «килл» — «Церковь», «аи» — «остров», поэтому Айколмкилл переводится как «Остров церкви святого Колумбы». Теперь этот святой Колумба, известный также далеко к югу, заменил Доминика для варварских христиан севера, однако особенно его почитали шотландцы, пикты, норвежцы, ирландцы. На протяжении долгого, по-видимому, времени остров считался самым священным местом на севере и древние короли вышеназванных народов выбирали его для своего упокоения. Нам показали уголок кладбища, где, говорят, похоронено 48 шотландских королей — от Фергуса II до Макбета, 8 ирландских, 4 норвежских и один французский; лежат они плотными рядами. Затем нам показали прочие достопримечательности позднейших веков, хотя тоже из глубокой древности: множество надгробий вождей горной Шотландии; почерневшие и заросшие мхом, они изображены в полном вооружении со вскинутыми вверх лицами. Аббаты и епископы на острове всегда принадлежали к одному из главных кланов. Здесь целая уйма Маклинов и Макдоннелов, среди последних — знаменитый Макдонелл, Властитель Островов. На острове было 300 крестов, но пресвитериане разрушили все, кроме двух; один из оставшихся очень красив и сплошь покрыт жёстким лохматым мхом.
ФАННИ КИТС
26 октября 1818 г. Хэмпстед
Дорогая Фанни,
В начале прошлой недели посетил мистера Эбби: узнав о том, что ты кроме Уэлл-Уок, побывала где-то еще, он явно настроился против твоего нового визита. Не хочу говорить, что ты поступила неправильно, рассказав об этом: возражений, собственно, тут никаких быть не должно, но ты ведь понимаешь, с какими людьми нам с детских лет приходится быть связанными; своим поведением они вынуждают держаться по отношению к ним двулично и лживо. Даже с худшими из людей не следует кривить душой, но при сложившихся обстоятельствах лучше проявить осмотрительность в общении с теми, кто способен отнять у тебя те немногие радости жизни, которые тебе доступны. Не призываю к двуличию в общении с такими людьми — а всего лишь к благоразумию. Возможно, я выражаюсь слишком заумно для твоего восприятия: если смысл моих слов тебе сейчас непонятен, он дойдет до тебя позже, спустя годы.
<...>
Твой любящий брат
Джон.
Есть еще кое-что важное, о чем никак не могу умолчать, хотя и должен соблюдать паузы. У миссис Дилк две кошки — мама и дочка: так вот, мама полосатая, а дочка черно-белая, как перемазавшийся ребенок. Для меня туг некое предзнаменование, поскольку двери обоих домов частенько распахнуты настежь и обеим кошкам открыт свободный проход (никаких загородок): они могут поодиночке или вместе являться ко мне в комнату ad libitum (по собственному усмотрению) Но нет: посещает меня только полосатая — из симпатии то ли ко мне, то ли к служанке Энн, точно не скажу. Или же Браун оставил после себя разлитый в воздухе дух Девичества — не знаю. Сама же эта кошка — отнюдь не старая дева: ее дочь — тому доказательство. Я ее расспросил — изучил линии на ее лапе — пощупал пульс — все без толку. Почему меня навещает старшая кошка? Задаю этот вопрос себе — и никак не нахожу ответа. Возможно, в один прекрасный день истина всплывет наружу, если такое случится — вы непременно об этом услышите.
Дна букета приличных
И три сорных травки,
Два-три носа античных
И две-три бородавки.
Два-три знатока
И два-три дуралея.
Два-три кошелька
И одна гинея.
Два-три раза чуть-чуть
В две-три стукнуть калитки,
Две минуты вздремнуть
Две-три попытки.
Два-три рыжих кота
И два серых мышонка,
Два щенка без хвоста
И два-три котенка.
Две селедки соленых,
Две-три звездочки в небе,
Два-три франта влюбленных
И две миссис — тсс! — Э<бби>.
Две-три милых усмешки,
Два-три вздоха примерно,
Две-три мили в спешке
И две-три таверны.
Два гвоздя, очень длинных.
Для двух шляпок изящнейших.
Два яйца голубиных —
Для сонетов приятнейших.
Пятница, 19-е.
Вчера подбил себе глаз — стоило только в первый раз взяться за биту. Браун — неизменно мерный помощник во всяком несчастье — приложил к иску пиявку, и сегодня утром воспаления нет, хотя мяч угодил мне прямо в яблоко. Хорошо еще, что удар оказался не таким сильным. Это второй синяк под глазом, который я заработал после окончания школы: в школьные годы глаз мне пи разу не подбивали. За всю жизнь много чего нахлебаешься. Этим утром я настроен на безделье и знать не желаю никаких забот. <...> Мои страсти погружены в сон, оттого что я продремал примерно до одиннадцати, и жизненная сила во мне ослабла вплоть до восхитительного состояния — в трех делениях от обморока; будь у меня зубы из жемчуга и лилейное дыхание, я назвал бы это истомой, но поскольку я — это я, то должен назвать это леностью. При такой изнеженности клетки мозга расслаблены заодно со всем телом — и до такой блаженной степени, что удовольствие ничуть не манит к себе, а страдание не столь устрашает. И Поэзия, и Честолюбие, и Любовь, проходя мимо меня, бестревожны: они напоминают, скорее, фигуры на греческой пазе — мужскую и дне женские, и облик их неразличим пи для кого, кроме меня. Это единственное счастье — и редкий пример того, как телесное берет верх над духом.
Местность, где я сейчас нахожусь и где уже бывал однажды, очень красивая: только всё портит скверная погода. Из нашего окна над крышами домов и верхушками холмов открывается вид на море, так что когда мимо каминных труб проплывают корабли, их можно принять за флюгера. У нас есть горы и долы, поля и леса — и множество омаров.
<...> живая речь имеет преимущество над письмом: на бумаге нельзя передать подмигивание, кивок или усмешку, изобразить поджатые губы пли растянуть рот до ушей. В письме нельзя приложить палец к носу, «ткнуть под ребра» [[yer`k: чтобы нанести удар; бросить или пнуть или ударить неожиданно; рвануть; чтобы нанести удар или наброситься с кнутом; внезапное или быстрый удар или движение; рывок]] или ухватиться за пуговицу. Впрочем, во всех наиболее развеселых строках моего письма вы должны с легкостью представить меня, как говорят эпические поэты, то там, то сям, то так, то эдак — то с задранной к потолку или левой, или правой ногой, то с пером за ухом, то с укушенным локтем. <...> А разве словечко «тсс» не заменяет приложенного к носу пальца? Думаю, что заменяет. Мне необходимо прибегнуть к словечку «тсс» <...>
<...> мы судим о людях по внешности — отчего бы не судить о письмах по их виду? Если так, то неприятных новостей письмо не содержит: хорошее или дурное настроение влияет на почерк. Этот адрес, во всяком случае, полон энергии и здоровья. Наша сестра тоже вполне благополучна, иначе Джордж не справился бы с буквами «к» и «у». Малышка здорова, иначе Джордж вместо гласных и согласных нацарапал бы сплошные каракули. Он отослал письмо в спешке — или в почтовом мешке было слишком тепло — или же у него стёрлась печатка, но голова Шекспира слегка приплюснута.
Подумав, что вам понадобится крысолов, я поместил старую квакерского цвета кошку вашей матушки на твою шляпу сверху: у неё ожидаются котята, так что готовьтесь обнаружить целое семейство; надеюсь оно не окажется слишком многочисленным для своего обиталища.
Комментариев нет:
Отправить комментарий