пятница, 30 сентября 2016 г.

Для меня тексты всегда имеют голос

Для меня тексты всегда имеют голос – не тот голос, который принадлежит мне, – другой. Я бы назвала его голосом человека, который спускался в ад, голосом Гарри Геллера, голосом Олега Даля – этим голосом для меня звучат стихотворения Блока и два любимых из Эмалей и камей, и это – гумилёвское, со всем пониманием того, что для меня существует в нём только эта строфа, её часть, – и слова в ней тоже заменила кое-какие:

И вот мне приснилось, что моя голова не болит,
Оно — колокольчик из бронзы в далёком Китае


Неожиданно, этот голос обрели для меня два текста Белого, которого я бы никогда не …, впрочем, это лишнее:

Старушка (так в переписке его с Блоком)

Задумчивый вид:
Сквозь ветви сирени
Сухая известка блестит
Запущенных барских строений.

Всё те же стоят у ворот
Чугунные тумбы.
И нынешний год
Всё так же разбитые клумбы.

В покоях стоит тишина.
На кресле протертом из ситца
Старушка глядит из окна.
Ей молодость снится.

Всё помнит себя молодой —
Как цветиком ясным, лилейным
Гуляла весной
Вся в белом, в кисейном.

Он шел позади,
Шепча комплименты.
Пылали в груди
Ее сантименты.

Садилась, стыдясь,
Она вон за те клавикорды.
Ей в очи, смеясь,
Глядел он, счастливый и гордый.

Зарей потянуло в окно.
Вздохнула старушка:
«всё это уж было давно!..»
Стенная кукушка,

Хрипя,
Кричала.
А время, грустя,
Над домом бежало, бежало…

Задумчивый хмель
Качался, как сонный,
Да бархатный шмель
Жужжал у колонны.

На старом балкончике хмель
По ветру качается сонный,
Да шмель
Жужжит у колонны.

Заброшенный дом

Заброшенный дом.
Кустарник колючий, но редкий.
Грущу о былом:
«ах, где вы — любезные предки?»

Из каменных трещин торчат
Проросшие мхи, как полипы.
Дуплистые липы
Над домом шумят.

И лист за листом,
Тоскуя о неге вчерашней,
Кружится под тусклым окном
Разрушенной башни.

Как стерся изогнутый серп
Средь нежно белеющих лилий —
Облупленный герб
Дворянских фамилий.

Былое, как дым…
И жалко.
Охрипшая галка
Глумится над горем моим.

Посмотришь в окно —
Часы из фарфора с китайцем.
В углу полотно
С углем нарисованным зайцем.

Старинная мебель в пыли,
Да люстры в чехлах, да гардины…
И вдаль отойдешь… а вдали —
Равнины, равнины.

Среди многоверстных равнин
Скирды золотистого хлеба.
И небо…
Один.

Внимаешь с тоской
Обвеянный жизнию давней,
Как шепчется ветер с листвой,
Как хлопает сорванной ставней.

Июнь 1903

Комментариев нет:

Отправить комментарий

  – Ну а если мы повстречаем этого самого Джотто?   – Мы пойдём разными с ним путями.   И мы пошли.