суббота, 10 октября 2015 г.

К. Cтаниславский (I часть)

Какое счастье для артистов и поэтов сознавать себя свободными в своем творчестве, без оков условностей, мешавших двигаться и свободно дышать, без давящих рамок, сузивших художественные горизонты до размеров маленькой театральной щели через которую едва была видна настоящая жизнь. Теперь не надо бояться скуки, говоря о больших идеях, не надо разжёвывать психологию — достаточно лишь намекать на неё, не надо рассказывать словами о переживаниях, а надо давать само переживание, не надо забавлять зрителей, а надо самому жить и увлекаться на сцене — для себя. И странно, такой разрыв между сценой и залом служит не разъединению, а, напротив, сближению зрителей с артистами. В самом деле, чем меньше человек навязывается другим людям, тем больше другие интересуются человеком. То же и в театре: чем больше артисты стараются заинтересовать зрителей, тем меньше зрители интересуются артистами. С того момента, как сцена зажала своей самостоятельной жизнью, зрители усиленно потянулись к сцене.
<...>
Ремесло подходит к разрешению сложных душевных процессов артистического переживания с самой внешней стороны, то-есть с конца. Оно копирует лишь внешний результат переживания. Так, например: Любовь выражается воздушными и настоящими поцелуями, прижиманиями к сердцу своей и чужой руки (так как принято считать что человек любит сердцем), коленопреклонениями (причём красивые и благородные опускаются на одно колено чтобы быть картиннее, а комики на оба, чтобы быть смешнее), закатыванием глаз кверху (при возвышенных чувствах, к которым причисляется любовь, смотрят кверху, то-есть на небеса, где находится всё возвышенное), страстными движениями (нередко граничащими с членовредительством, так как влюблённый не должен владеть собой), кусанием губ, блеском глаз, раздутыми ноздрями, задыханием и страстным шопотом, резко выделяющим свистящее «сссс...» (быть может, потому, что в самом слове «страсть» их много), и другими проявлениями животного сладострастия или слащавой сентиментальности. Волнение выражается быстрым хождением взад и вперёд, дрожанием рук при распечатывании писем, стуком графина о стакан и стакана о зубы при наливании и питье воды. Спокойствие выражается скукой, зеванием и потягиванием. Радость — хлопанием в ладоши, прыжками, напеванием вальса, кружением и раскатистым смехом, более шумливым, чем весёлым. Горе — черным платьем, пудреным лицом, грустным качанием головы, сморканием и утиранием сухих глаз. Таинственность — прикладыванием указательного пальца к губам и торжественно крадущейся походкой. Приказание — указательным пальцем вниз. Запрещение — указательным пальцем вверх. Сила — сжиманием кулака и ударом по столу. Болезнь — удушливым кашлем, дрожью и головокружением (театральная медицина признаёт только чахотку, лихорадку и малокровие). Смерть — вдавливанием груди или разрыванием ворота рубашки (ремесло признаёт только две смерти: от разрыва сердца и от удушья).
<...>
...вспомните комическую быстроту, с которой пишутся на сцене письма, прочитываются длинные статьи, как быстро выпиваются стаканы воды, бутылки вина, как быстро пьянеют от них и протрезвляются, как быстро глотают целые обеды и наедаются досыта, как быстро оправляются перед театральными зеркалами, как ломают перья и потом продолжают ими писать, как сразу начинают и сразу перестают смеяться и плакать, как сразу падают в обморок и приходят в себя, засыпают и просыпаются и, наконец, как долго готовятся к смерти и неожиданно умирают. Во всех этих действиях, ставших механически-бессознательными, утерян внутренний смысл...
<...>
В драматическом искусстве издавна люди разделены на много категорий: добрых, злых, весёлых, страдающих, умных, глупых и проч. Такое деление ролей и актёров на группы принято называть амплуа. Существуют поэтому следующие амплуа: трагических актёров и актрис (герои и героини), драматических любовников и актрис, вторых любовников и фатов, драматических и комических стариков и старух, благородных отцов, характерных ролей, резонёров, комиков и простаков, комиков-буфф, водевильных любовников, grandes dames, драматических и комических ingenues, водевильных с пением, вторых и третьих ролей и проч. В последнее время эти деления получили новые подразделения. Появились амплуа рубашечных любовников и бытовых актрис, злодеев и подлецов, нервных ролей (неврастеников), ролей с надрывом, светских и несветских ролей, костюмных ролей, травести, кокоток, ибсеновских, идейных ролей, ролей Островского, Гауптмана, Достоевского и проч.
<...> 

(из сборника: Статьи, речи, беседы, письма, 1953 год)

Комментариев нет:

Отправить комментарий

  – Ну а если мы повстречаем этого самого Джотто?   – Мы пойдём разными с ним путями.   И мы пошли.