<…> Вот и в
сказке злой дух не просто предается земле, но лишь прячется в ней — прячется в
особом, надежном футляре, который должен помешать ему свободно передвигаться в
стихии земли: привлечь к себе внимание он может только в одном месте — под
дубом. Бутылка — искусственный предмет, изготовленный человеком, она
подразумевает интеллектуальную преднамеренность и искусственность процедуры,
очевидная цель которой — изолировать духа от окружающей среды. <…> Как мы заметили, дух Меркурий имеет
сходство с «обманутым чертом». Но аналогия эта не более чем поверхностна: в отличие от даров черта,
золото Меркурия не превращается в
лошадиный навоз, а волшебный пластырь не рассыпается наутро прахом, но сохраняет свою целительную силу. Да и обманут Меркурий не потому, что у него хитростью выманили обратно
душу, которую он хотел забрать. Обман
сводится лишь к тому, что Меркурий как
бы «приманивается» к его собственной
лучшей природе — поскольку юноше удается еще раз заточить духа в бутылку, чтобы прогнать его дурное настроение и сделать смирным. Меркурий становится
учтивым, предлагает юноше подходящий выкуп и, соответственно, освобождается. Дальше сказка рассказывает о счастье и процветании студента, который,
став лекарем, творит чудеса — но
странным образом мы ничего не узнаем о делах самого духа после его выхода на свободу, а между тем они вполне могли бы нас
заинтересовать, принимая во внимание
разветвленную сеть значений, которой
опутывает нас благодаря своим множественным
ассоциациям Меркурий. Что происходит, когда
этот дух Гермес-Меркурий-Вотан, этот языческий бог, снова отпускается на свободу? Бог чародеев, spiritus vegetativus (????), демон бурь, он едва ли вернется в
заточение, и сказка не дает нам повода
думать, что заточение это окончательно
изменило его природу и сделало безусловно добрым. Avis Hermetus (птица гермесова) выпорхнула из стеклянной темницы: произошло нечто такое, чего
сведущий алхимик хотел
избежать любой ценой. Вот почему
он опечатывал пробку своей бутыли магическими знаками и как можно дольше держал ее на самом медленном огне, дабы «не ускользнул тот, кто
внутри». Ведь если он ускользает, то
все отнявшее столько сил Деяние
идет прахом и должно быть начато с самого начала. Наш юноша родился в сорочке и, верно, принадлежал к нищим духом, наделенным частицей
Царства Небесного в виде вечно
самообновляющейся тинктуры,
которую алхимики имеют в виду, когда говорят, что Деяние должно быть совершено лишь единожды.
Но если бы он потерял
волшебный пластырь, то наверняка не
сумел бы добыть его вторично своими собственными силами. С этой точки зрения все выглядит так, как будто неведомому мастеру удалось по крайней мере поймать
serpens mercurialis
(??????), которого он схоронил затем в надежном
месте — приберегая, возможно, на будущее, когда ему найдется какое-либо
применение. Возможно также, что он замыслил укротить «дикого» Меркурия, продержав какое-то время в заточении, чтобы тот
сделался послушным его воле «служебным
духом» (familiaris, каковым был для Фауста Мефистофель). (Алхимии не чужд подобный ход мыслей.) Вернувшись к
дубу, он, наверное, был весьма
неприятно удивлен, обнаружив, что
пташка упорхнула. А коли так, то ему с самого начала, пожалуй, лучше было бы не оставлять бутылку на
волю случая.
Как
бы там ни было, а поведение молодого человека — какой бы выгодой оно для него ни обернулось — следует назвать алхимически некорректным. Не говоря уж о том, что, освободив Меркурия, юноша нанес,
вероятно, ущерб законным притязаниям
неизвестного мастера, он вдобавок
совершенно не осознавал при этом, что могло
воспоследовать, окажись этот необузданный дух на воле.
Комментариев нет:
Отправить комментарий