Джек Линдсей. Подземный гром. I.

Мне хотелось возразить ему, указав, что в убеждениях Пакония, Сенеки и Лукана есть нечто ценное, тут дело не только в нечистой совести и в раздутом эгоизме. Но по обыкновению я не нашел подходящих слов и боялся исказить свою мысль неловкими выражениями. Я только спросил:

- Ты думаешь, слово свобода не имеет значения?

- Я считаю, что оно имеет много значений, даже чересчур.

- Но никакого особого значения.

- Если я раб или наемник, я несвободен, ибо не могу располагать своим временем. Если я без гроша, я не могу набить себе брюхо — и опять же несвободен. Если я болен, то не могу взять к себе в постель Тайсарион — и это ограничивает мою свободу.

Она кивнула с серьезным видом.

- Так оно и есть.

- Свобода располагать своим временем, пить и есть что нравится, и предаваться любви — это главное.

- И говорить то, что ты думаешь?

- Подобно большинству людей, я не так уж много думаю об этом. А то, о чем думаю, я ухитряюсь высказать почти полностью и без искажений.

- И у тебя нет желания участвовать в политике государства?

- Я не вижу никакой политики. Я усматриваю, с одной стороны, борьбу честолюбий и расхищение государственной казны. Мне хотелось бы, чтобы с этим было покончено, но участвовать в подобных действиях — слуга по­корный! Закон слаб и изобилует лазейками, хотя по временам и карает какого-нибудь преступника; с другой стороны, я вижу, что существует ряд настоятельных потребностей, ускользающих от всякого надзора.

- Итак, ты считаешь, что невозможно изменить положение вещей?

- Вероятно, многое можно, но я склонен думать, что в конечном счете любые изменения приведут к тем же результатам.