Том Стоппард. Изобретение любви. I.

Х а у с м е н. Но разве нет пользы в том, чтобы установить, что на самом деле писали античные авторы?

Д ж о у и т т. В общем и целом это было бы скорее желательно, чем нежелательно; и работу эту успешно проделали, где только возможно, добротные ученые, которых уже лет сто как нет. В остальном определенность возникнет, только если отыщется автограф. Не далее как сегодня утром у меня была причина отдать машинистке автограф письма, написанного мной отцу некоего студента. Копия, возвращенная мне, гласила, что Мастер Баллиоля принужден исполнить свой тяжкий долг и заклеймить противоестественный порог. Иными словами, каждый, кто имел дело с секретарями, знает, что слова Катулла были искажены уже тогда, когда двое переписчиков закончили свои списки, то есть приблизительно ко времени первого вторжения римлян в Британию, а ведь самый ранний из известных нам списков появился примерно на полторы тысячи лет позднее. Вообразите всех этих секретарей! Ошибка тянется за ошибкой с папируса на папирус и с последних крошащихся свитков переносится на первые новомодные пергаменты, чтобы повторяться еще тысячу лет; рукопись без единой запятой шла сквозь строй переменчивых график и правописаний, не говоря уж о плесени, крысах, по­жарах, наводнениях и церковниках, скорых на суд и расправу; так слова Катулла и кочевали от переписчика к переписчику — тот пьян, этот дремлет, третий небрежен, а те, кто трезв, бодр и дотошен, — либо невежды в латыни, либо, что страшнее, почитают себя латинистами почище Катулла, — пока в долгожданном конце цепочки, подобно вернувшемуся домой битому и трепаному псу, на порог итальянского Возрождения не рухнул единственный живой свидетель тридцати поколений небрежности и глупости — Соdex Veronensis Катулла, который тоже был утерян почти моментально, но не раньше, чем его скопировали, дав ошибкам последнюю лазейку. Здесь-то стихи Катулла и приняли вид, в каком их увидел первый печатник-венецианец четыреста лет назад.

Х а у с м е н. Где, сэр?

Д ж о у и т т (указывает). Вот здесь.

Х а у с м е н. Вы хотите сказать, сэр, что рукопись здесь, в Оксфорде?

Д ж о у и т т. Ну да. Потому ее и называют Соdex Охоniensis. Один немецкий ученый совсем недавно осознал все значение кодекса и положил Охоniensis в основу своего издания Катулла. Мистер Робинсон Эллис из Тринити-колледжа обнаружил существование кодекса несколькими годами раньше, но, увы, не оценил, насколько он важен. Поэтому эллисовское издание Катулла отмечено лишь тем, что, на беду, игнорирует открытие собственного составителя.